Юлия Хартвиг принадлежит к самым известным польским поэтам ХХ века. Ныне она представляет старшее поколение польской поэзии. Хартвиг — лауреат многих международных премий в области литературы. Кроме нескольких десятков поэтических сборников ей принадлежит первая польская монография о Гийоме Аполлинере, а также антология американской поэзии, которую она составила вместе со своим мужем, известным поэтом Артуром Мендзыжецким.
Немало времени она провела за границей — во Франции и США, что внесло в ее творчество множество интересных тем.
Ей 84 года. Но, как всякий настоящий творческий человек, она полна огромного интереса к жизни и проницательна по отношению к окружающим. Ее жизнелюбие и неистребимая вера в силу духа и доброе начало в человеке отражаются и в ее поэзии, и в ее отношении к окружающему миру.
— Когда-то один из польских литературных критиков назвал вас поэтессой, которая принимает мир таким, каков он есть... Вы действительно удовлетворены этим миром?
— Я исхожу из того, что прекрасно само существование, факт, что мы есть на этом свете. Что у нас есть возможность чувствовать, видеть, слышать, делать собственные открытия. Но это не означает, что я мирюсь со злом. Против проявлений зла я протестую, и это можно увидеть в моей поэзии. Правда, я стараюсь никогда не обличать — я понимаю, что человеческая натура очень сложна. В ней всегда кроется множество противоречий. Мы и соглашаемся с окружающим миром, и сражаемся против него. Мне кажется, что поэзия и в целом литература отражают столкновение этих двух сил. Существует множество причин, которые заставляют человека писать. Когда мы молоды — мы сконцентрированы в основном на своей внутренней жизни, на себе. Мы пишем о любви, о своих размышлениях, горестях. Со временем, когда расширяется наше мировоззрение и мы приобретаем больше жизненного опыта, нас начинает тревожить окружающий мир. Нам хочется что-то сделать, чтобы его изменить. Для меня, к примеру, всегда было очень болезненно существование антисемитизма. Эта проблема существует во всем мире, в том числе и в Польше. Антисемитизм иррационален, поэтому с ним трудно бороться. Пожалуй, это один из видов того зла, который глубоко коренится в человеке и которому нельзя найти объяснение. Я знаю, что мир не так прекрасен, как бы мне и всем нам хотелось. В нас много печали: мы помним, что может произойти то, чего бы нам хотелось избежать, но чего избежать нельзя. К примеру, от нас уходят близкие люди. И мы вынуждены это принимать, даже если внутренне изо всех сил этому сопротивляемся... Но таков мир — и как оно есть, так и есть.
— Верите ли вы, что человек управляет своей судьбой?
— В это я верю. Безусловно, существуют вещи, против которых человек бессилен. Например, он ничего не может сделать для того, чтобы его любимый человек не умер. Но если говорить о решении человеком своей судьбы, я придерживаюсь оптимистического взгляда. Я убеждена, что человек способен себя формировать. И это самое важное. Мы не имеем права пренебрегать своими способностями и теми возможностями, которые встречаем на своем пути. Человек должен развиваться, для этого ему и дана жизнь. Нельзя, к примеру утверждать, что Чеслав Милош родился гениальным поэтом и не прикладывал к этому никаких усилий. Он постоянно чему-то учился и беспрерывно работал. Он сам говорил о том, что не было такого дня, когда бы он не сидел несколько часов за письменным столом. Я убеждена, что без огромных усилий по осуществлению своих планов человек не может состояться как личность. И необязательно для этого становиться известным, главное — внутреннее ощущение своей ценности.
— Приносит ли вам радость написание стихотворения?
— Это вопрос, которым вы застали меня врасплох. Это трудно назвать радостью, скорее всего это осуществление внутренней потребности. Но, безусловно, это приносит чувство облегчения, и оно бывает радостным. Конечно, многое зависит от того, чему посвящено стихотворение. Хотя я убеждена, что даже когда пишешь о личных переживаниях, о боли — надо всегда сохранять определенную дистанцию. Можно также спрятать боль за иронией...
— Можно ли сказать, что ирония характерна для польской поэзии, особенно ХХ века?
— Да, в значительной степени. Для поэта ирония — своеобразная защита от реальности, а также средство художественного выражения. Так было и для польских поэтов, которые часто не могли говорить напрямую о том, что их беспокоило. Однако не всё можно выразить при помощи иронии. Иногда это становится бегством от трудной темы.
— Отождествляете ли вы свое творчество с польской поэзией?
— Я просто в ней существую. Всё, что близко моему сердцу, было создано польскими поэтами — от Яна Кохановского до Адама Мицкевича и Чеслава Милоша. Тот факт, что я жила в разных странах, занималась изучением и переводами американской и французской поэзии, безусловно, сыграл свою роль. Однако я воспринимаю поэзию как нечто целое, нечто над‑временем‑и‑местом.
— Для вас важна дружба с другими поэтами?
— Очень важна. Я очень рада, когда нахожу общий язык с другими поэтами. У меня действительно много друзей среди поэтов, причем совершенно разного возраста. Первым поэтом, с которым я подружилась, была Анна Каменская. Мы ходили в одну и ту же школу и уже тогда писали стихи и обменивались своими поэтическими впечатлениями. Эта дружба длилась в течение очень долгого времени. Сегодня среди моих друзей-поэтов много представителей среднего поколения, то есть тех, кто значительно младше меня. Мне нравится с ними общаться. Они открыты для дискуссий, благодарны за внимание, и среди них много по-настоящему талантливых авторов.
— Как к вам приходят идеи новых стихотворений?
— Это бывает по-разному. Иногда какая-то тема, ощущение просто преследуют меня, но стихотворение не имеет своей формы, и я не знаю, как его закончить... Этот процесс может длиться месяцами или даже годами. А иногда под влиянием вдохновения я сажусь за стол и пишу стихотворение, которое не требует потом никаких исправлений. Все зависит от того, насколько осознанным и прочувствованным был тот импульс, который заставляет нас писать. Писатель или поэт часто стремится выразить свое отношение к тому, что происходит в современном мире. Это оказывается сложной задачей, особенно для поэтов. Немногим удалось говорить на темы современности языком высокой поэзии. Среди них были Адам Мицкевич, Норвид, Чеслав Милош.
— У каждого поэта есть какая-то своя тайна... В чем вы черпаете вдохновение?
— Для меня огромный интерес представляет живопись. Когда я куда-то еду, я обязательно интересуюсь живописью той страны или города. Картины для меня — дополнительный источник вдохновения. Очень сильный импульс. Многие мои стихотворения родились под впечатлением от увиденных образов или моих ощущений, вызванных картинами, в том числе малоизвестных художников.
— На вас оказывает такое воздействие живопись определенного стиля или эпохи?
— Живопись разная. Я восприимчива ко многим стилям. К примеру, венецианская живопись, вообще итальянская, эпохи средневековья и современная. И американская живопись меня очень интересует. Когда в течение нескольких лет я жила в Америке, я ходила на лекции по живописи. Мне это очень помогло понять и почувствовать тенденции современной живописи. Когда я пишу стихотворения, я часто стараюсь “увидеть” мои образы.
— Можно ли сказать, что переводы французских поэтов, которыми вы так много занимались, оказали влияние на ваше творчество ? Вашу поэзию часто называют образцом классической поэзии. Что для вас составляет главный принцип поэзии?
— Да, меня всегда интересовала эпоха Гийома Аполлинера и его окружение. Умение тех поэтов штрихами и образами показать мир в его прозрачной красоте или печали. В своем творчестве я тоже стремлюсь к тому, чтобы у читателя не возникало проблем с пониманием моей поэзии. Думаю, это очень важно — уметь выражать сложные вещи ясным и выразительным языком. В этом и заключается магия поэзии. Некоторые свои стихотворения я могла закончить только спустя несколько лет после их написания. И то, что я находила нужные слова для завершения рожденного мной образа или мысли, всегда приносило мне чувство огромного удовлетворения...
— Как вы оцениваете значение поэзии в современном мире?
— Ее значение уменьшилось. Сознавать это болезненно. Люди вообще стали меньше читать. В истории были удивительные периоды — например, период польского романтизма или “великой эмиграции”, когда люди жадно читали стихотворения и поэмы Мицкевича и Словацкого, которые присылали им из-за границы. И для них это было жизненно важно. Сейчас другое время. Сегодня все пишут, все издают книги, у кого есть деньги. И мало кто читает. Однако говоря о поэзии, мы должны учитывать, что она всегда была для избранных.
— Как бы вы назвали нынешний период развития Польши?
— К сожалению, мы и сами признаём тот факт, что в Польше существует сегодня очень много несогласия. Говорят, что поляки лучше всего проявляют себя в кризисные моменты. Так была создана “Солидарность”. Или подобное происходило с поляками, когда приезжал Иоанн Павел II. Тогда мы были очень сплочены. Но сегодня разделение в польском обществе очень сильно. Появилась огромная разница между богатыми и бедными. С этим ничего не поделаешь, это принес капитализм. И тут я вижу определенное противоречие, поскольку в программе демократического строя заложено решение социальных вопросов, и в то же время мы пытаемся строить нашу экономику на основах капитализма. Невозможно предоставить всем равные социальные льготы в условиях свободного рынка. Поэтому мы просто вынуждены жить в условиях социального неравенства. В польском обществе, к сожалению, существуют также острые идеологические и политические разделения. Появляется все больше новых политических партий. И не утихают, а усиливаются исторические споры. Польша переживает сегодня сложный период. Однако существует множество и хороших черт, характеризующих наше общество. Польша известна в мире благодаря своей культуре, музыке, литературе, театру. Наше общество в области культуры развивается очень динамично, очень живо. Я считаю, что мы можем этим по праву гордиться.
— Вы уже знаете, о чем будет ваш следующий сборник стихотворений?
— Честно говоря, я бы хотела написать что-то совершенно новое. Наверное, поэтому за последние несколько месяцев я больше размышляю, чем пишу. Это сложное состояние для поэта. Иногда кажется: может быть, я уже никогда ничего не напишу? Но у меня уже были подобные периоды. Мне было необходимо время для того, чтобы родилась новая книга. Это случается со многими поэтами и писателями — так было, к примеру, и с Виславой Шимборской, когда она не ничего не написала в течение нескольких лет, а потом выпустила сразу несколько книг. Мне бы хотелось внести в мою поэзию какую-то свежую струю. Поэтому я пока не спешу. У меня никогда не было ощущения, что я должна что-то издать. Важно, чтобы пришел нужный момент.
Беседу вела Виктория Дунаева
____________
Конкурс "НП" - Рецензия и полемика
написать в редакцию